Путешественники, проезжие офицеры, ссыльные революционеры, гости сибирских селений и сами хозяева отмечали в ХIХ веке в мемуарах, что сибиряки – народ суровый, скучный, невеселый.

Один из современников отмечал: «России не чувствуется в Сибири: нет хороводов, нет русской пляски, нет говора русского, не слышно даже брани — той брани, которая, я был уверен, перейдет с русским человеком через всякие Уралы. А если и есть в ней какие-то развлечения, то дикие». Приводят примеры, что какой-то купчина нанял женщин по 25 рублей каждая, запряг их вместо лошадей и катался на этих несчастных.

Чаще всего писали о тех, кто проигрывал в карты целые состояния, пил без меры и устраивал публичные скандалы. Но ведь не все же были такими! Большинство жили спокойной разумной жизнью.

Напомним, что Петропавловск в середине ХIХ века относился к Западной Сибири, а его население (около 10 000 чел) делилось на сословия. Основная масса, около 75%, – мещане (т.е. горожане) и крестьяне. Было совсем немного дворян с семьями – около 500 человек, около 700 купцов, 40 лиц духовного звания, по 10% инородцев и военных с семьями, казаки к этому времени составляли всего 12%. У каждой группы были свои увлечения и развлечения. Мещане и большинство купцов не так уж и давно вышли из крестьян, поэтому по нравам и обычаям они и оставались ими. Образцы народных обычаев и развлечений обычных горожан середины ХIХ века сейчас можно увидеть на выступлениях наших национальных центров. Энтузиасты неплохо сохранили или восстановили так называемые праздники календарного цикла. Но ведь было много других особенностей жизни горожан. Всегда, даже в самые атеистические времена, у нас отмечали Рождество. В конце XIX в. в сибирские города из столиц пришла мода на рождественские елки для детей. Благо хвойных деревьев в Сибири предостаточно. Средства для святочных детских праздников чаще всего собирали по подписке. На эти деньги покупали угощение и подарки и для ребятишек, обычно полезные: валенки, шапки, рубашки, шубы, шарфы, платки. Даже саму елку украшали разными вкусностями — конфетами, баранками, пряниками, маленькими игрушками, которые в конце праздника снимали с деревца и дарили детям. Ребятишки зарабатывали подарки чтением стихов, исполнением песенок и плясок. Хорошим тоном считалось пригласить на елку детей из бедных семей, повеселить и одарить их. Но уже тогда Новый год считался праздником семейным.

Любимы были гадания в Святки, хотя это отзвуки язычества, а любые гадания, в том числе и святочные, церковь и ныне считает грехом. Однако это были самые оживленные и веселые дни, особенно у молодежи. И взрослые, и дети ходили ряжеными по домам с музыкой и пением. Во многих городах Сибири и среди взрослых долго сохранялось обыкновение нанимать музыкантов и ездить замаскированными по домам знакомых и незнакомых, разыгрывая под окнами нечто вроде серенад. Гостей приглашали в дом, где можно было танцевать под музыку кадриль, вальс, польку и другие модные танцы. Это было развлечение более зажиточных горожан.

После Святок наступала пора свадеб. Их тоже сопровождали ряженые. Особенно популярен был образ нищего «расейского мужика». В узких «дворянских» штанах, в драном кафтане и в лаптях, с краюшкой хлеба под мышкой, он якобы прибыл в богатую Сибирь побираться. Доморощенные актеры изо всех сил старались показать его никчемность. Так выражался сибирский патриотизм.

Одним из самых веселых праздников была Масленица. «Круг развлечений на Масленицу был традиционным, — писал омский офицер Белов. — Устраивали ледяные горы. В катании с них в больших санях-кошевках участвовало не только простонародье, но и верхушка горожан. Дамы, которые отличались на балах и в собраниях как красотою, так и изысканностью мод и пленяли искусством, ловкостью и грациозностью в танцах; теперь в богатых легких шубках, опоясанные лентами, наряженные со всей роскошью, свежие как розы и воздушные как пери, летят они по льду подобно волшебницам. Один из кавалеров управляет первыми санями, а за ними опускаются и прочие, имея каждый при себе даму. Здешние туземцы весьма любят подобного рода увеселения. Многие делают ледяные горы и у себя на дворах, на которые приглашают и посторонних гостей. Обжирались до заворота кишок… ». Фи, как неэлегантно выразился офицер! Получается: грациозные пери «обжирались до заворота кишок».

После Масленицы наступал великий пост, а с ним — тишина. В сибирских городах все «держали пост» и готовились к празднику Пасхи — «богатый как хочет, а бедный как сможет». Повсеместно пекли куличи, красили яйца, делали сыры, холодцы, готовили ветчину, часто из медвежатины.

Опять, как и в любой праздник, все начиналось с красивой и торжественной церковной службы. После нее все шли домой разговляться (не станем употреблять грубое казарменное слово «обжираться»). Затем начинались посещения родных и друзей или праздничные гуляния. Они привлекали и городскую «аристократию», и средние слои, и городскую чернь. Есть описание таких развлечений. «Пасхальные дни. Весь город веселится на праздниках. Только кончаются обедни, начинаются путешествия по улицам. Аристократы городские на лошадях ездят, делают визиты. Люди среднего класса, зажиточные, подражают аристократии, а те, кто не имеет лошадей, но располагает хоть бы одним рублем, ездит на извозчиках… В каждом доме в течение всей недели не убираются со стола пасхальная закуска и вино. На улицах грязь невылазная, но и она не останавливает от шатания праздных людей».

Как ни насаждался в советское время атеизм, пасхальные обычаи, «красочные и вкусные», сохранились. Даже некоторые заядлые коммунисты в наши дни стали выдавать себя за верующих на том основании, что «мама пекла куличи и красила яйца». Не сохранился лишь один благородный обычай – заботиться о ближнем, даже если он и великий грешник. В купеческих домах всех городов, через которые гнали на каторгу или в ссылку арестантов, было традицией посылать в это время провизию и подарки в остроги и богадельни, что считалось богоугодным делом. Именно так встретились в тобольском остроге жена декабриста Фонвизина и петрашевцы Ф.М. Достоевский и С.Ф. Дуров, направлявшийся в Петропавловск. Наталья Дмитриевна принесла в тюрьму еду для заключенных и со словами утешения подарила Федору Михайловичу Библию, которую он хранил всю жизнь.

Дары «несчастненьким» на Пасху часто бывали так щедры, что этапные арестанты давали взятку смотрителям, чтобы задержаться в пересыльных тюрьмах. Там «в праздники можно было поесть шанег, яиц, кислого молока и всего того, за что в других местах придется платить».

Вспомним еще один всесибирский, вернее, даже всероссийский, обычай – приходить с поздравлениями в дома вышестоящего начальства, чтобы проявить уважение к нему, а заодно выслужиться и получить от поздравляемого рюмочку и целковый. К вечеру можно было так напоздравляться! Таких особо почтительных поздравителей просмеял А.П.Чехов в одном из своих рассказов.

А самому Антону Павловичу сибиряки отомстили в Томске уже в наши дни, установив ему странный памятник с надписью: «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку».

А все потому, что, побывав в 1890 году проездом на Сахалин в этом типично сибирском городе, писатель нелестно отозвался о нем: «Томск гроша медного не стоит… Скучнейший город… и люди здесь прескучнейшие… Город нетрезвый… Грязь невылазная… на постоялом дворе горничная, подавая мне ложку, вытерла её о зад… Обеды здесь отменные, в отличие от женщин, жестких на ощупь…». Обиделся Антон Павлович на Томск, не только из-за «жестких на ощупь» сибирячек, а еще и потому, что потерял калошу в непролазной томской грязи. (А ведь он петропавловского липуна и подгорных кучегур не видел!). Современные томские таланты изобразили писателя босым и установили скульптуру как раз напротив ресторана «Славянский базар», где Чехов трапезничал. Правда, томские чиновники, изображая заботу о нравственности народа, постоянно предлагают перетащить скульптуру куда-нибудь на задворки. Не зря же писатель, словно предвидя будущее, сказал о чиновниках: «Не понимает человек шутки — пиши пропало!». Но народ сопротивляется и на всякий случай фотографируется с писателем. А то утащат памятник куда-нибудь, и памяти от него не останется. Такой Чехов особенно нравится студентам, которые перед экзаменами трут нос писателя так, что он сияет золотом даже при скупом сибирском солнце.

Видимо, Антон Палыч попал в Томск в неудачное время – в непраздничное, поэтому город и показался ему скучнейшим. Почти во всех сибирских городах были свои зоны отдыха и свои особенные праздники. Так, «в Тобольске в 1857 г., по распоряжению губернатора В.А. Арцимовича, для общественных гуляний был устроен у памятника Ермаку настоящий сад с оранжереею и цветником; из сада, или правильнее сказать, из оранжереи его, тобольские жители пользовались даже свежими ананасами». А в Тюмени ежегодно 31 мая отмечали день посещения города Александром II, тогда еще наследником престола. В загородном Александровском саду устраивалось народное гуляние: «С утра все от мала до велика, одевшись в лучшие платья, отправляются на молебствование о здравии и благоденствии своего обожаемого Царя-освободителя; затем, по выходе из церквей, посетив хранящуюся в особом помещении городского общества Царскую лодку, на которой Его Величество изволили кататься по реке Туре, спешат в загородный сад, где в богато раскинутых палатках жены именитых городских граждан ведут уже с благотворительной целью торговлю разными фруктами и печеньями. Часа в 3 пополудни для интеллигентной публики подается в вокзале роскошный обед, после которого, при звуках местной музыки, начинается гулянье, а затем часов с 9 вечера открываются танцы и сад в продолжение уже всей ночи горит тысячами огней». Как видим, вокзалы, по примеру парижских, использовались как концертные залы.

Можно догадаться, сколько стоило любое такое гуляние, но устраивались все они не на бюджетные деньги, а на собранные во время благотворительных концертов, лотерей или добровольных пожертвований «по подписке».

Зимний и весенний циклы праздничных гуляний заканчивались Троицей – на границе с летом. Накануне её мещане, в основном, женщины и девушки, приносили березки или свежие березовые веники и сообща украшали ими храмы и свои дома, а полы усыпали ароматными травами. Утром в церкви шла торжественная служба, а потом начинались гостевания и весенние гуляния на свежем воздухе. Девки в Сибири тогда все-таки плясали в хороводах, но только в тех селениях, где уже растаял снег и ушла полая вода. В северных городках и на Троицу не очень-то попляшешь. Разве что от холода. Поэтому автору опуса о непляшущих сибирских девках и показались скучными северные сибирские городки, вроде Березова, а Чехову — даже Томск. Наш-то город на юге! Но и в нем, например, после нынешней весны не очень-то попляшешь! Разве что от холода. В Петропавловске особенно удобным для пикников и прогулок считался лесок, что южнее Новопавловки. Туда на Троицу и в летние выходные дни с чадами и домочадцами выезжали любители общения на природе. Ехали в лес с самоварами, везли с собой угощение, музыкальные инструменты, игры для детей и располагались под сенью молодых берез на пикник. Эти мероприятия дали название березовому колку – Мещанский лес.

Если кому-то в наши дни захочется прогуляться по тропинкам предков в Мещанском лесу, можно обратить внимание на могучие березы, растущие в длинных ровных углублениях. Это следы совсем других событий — Великой Отечественной войны. Здесь с 1941 года перед отправкой на фронт проходили обучение призывники. Там, в лесочке, их учили устраивать землянки, отрывать окопы, бросать гранаты, стрелять. Остатки окопов и землянок можно найти и теперь. Как долго зарастают такие раны на земле!

До самой Первой мировой войны в некоторых учебных заведениях существовала традиция устраивать в первые погожие весенние дни совместные гуляния учащихся и педагогов. Читаем в мемуарах учительницы из 19 века: «6 мая. Сегодня было традиционное майское гуляние гимназисток. Ходили в ближайший лес, за город, все классы, кроме выпускных. Веселую картину представляли группы гимназисток, разодетых в разноцветные платьица и рассыпавшихся по зеленой траве, как живой цветник. Нас, педагогов, нарасхват (буквально!) приглашали «в гости» то к тому, то к другому классу, которые сидели отдельными кучками под тенью какой-нибудь сосны и березы. Были и игры, и танцы под аккомпанемент мандолины».

Еще одним любимым местом отдыха петропавловских горожан был молодой парк. Он был еще маленьким и назывался городской сад, но в нем уже были устроены беседки, модная и в столицах горка с искусственным гротом и настоящей пушкой, списанной в крепости. На открытой веранде во время праздников «играли два хора музыки, а меж многими там гуляющими, по аллеям, резвились и бегали малютки дети здешних аристократов. В саду имелись различные развлечения (например, бильярд, кегельбан), работали чайные буфеты». Почти во всех городах Сибири тоже были свои парки и духовые оркестры. Музыкантами обычно становились вольные пожарные команды или военные. Какими красавцами выглядели эти усачи в своих медных касках! Веселили народ добровольцы, конечно, тогда, когда не звучал тревожный колокол, возвещающий о страшном бедствии – пожаре.

Мемуаристы уверяют, что на протяжении XIX — начала XX в. самым распространенным видом досуга было все-таки гостевание. Званые приемы гостей устраивались по любым праздникам — семейным, церковным, государственным. В домах богатых купцов и верхушки чиновничества гостей созывали также по случаю приезда важных должностных лиц, известных путешественников, ученых или в честь каких-либо других выдающихся событий: получения очередного чина, почетного звания, награждения орденом, удачной сделки. А уж свадьбы, крестины, юбилеи отмечались широко и роскошно. Пиршество могло длиться с утра до позднего вечера с соблюдением всех традиционных ритуалов. Один из них – карточная игра. Еще не все гости выходили из-за столов, а самые нетерпеливые торопились за ломберные столики. Играли все господа и дамы, кроме юных особ. Для них карты – неприличное занятие. Без приглашения являться в дом было тоже неприлично. Но не зря существовала поговорка «в гости ходить – за гостями». Если вы побывали у кого-то, то обязательно должны в свою очередь пригласить хозяев дома к себе. Так и тянулась эта цепочка взаимного гостевания: вы к нам — мы к вам. Долгое время сибирские горожане в проведении досуга и в развлечениях были верны старинным обычаям. Томский исследователь В.П. Бойко пишет о развлечениях своих земляков XIX века так: «По своей сути они были глубоко народными и имели форму азартных соревнований, демонстрации своей силы и молодечества. Кроме холодного расчета, в коммерции нужно было иметь смелость, часто принимать рискованные решения, уметь постоять за себя не только перед грозным чиновником, но и перед лихими людьми на большой дороге. Поэтому купцы были любителями, ценителями, а то и участниками молодецких забав: кулачных боев, единоборств, поднятия тяжестей, лошадиных бегов и т.д. Спортивный азарт был как бы продолжением азарта коммерческого». Народ победнее устраивал уличные кулачные бои или «войнишки» стенка на стенку: «а чего они (например, подгорные к городским) к нашим девкам ходят?! Принимали участие в таких «спартакиадах» и казахские богатыри – палуаны.

Распространенной забавой горожан были конские бега и катания на лошадях. В праздники зажиточные горожане старались показать роскошь своих экипажей, резвость и красоту лошадей. В начале XX в. в нашем городе уже существовал ипподром. На бега собиралось множество народу. Писатель-фантаст А.П. Казанцев в детстве жил в Петропавловске и в мемуарах красочно описал эти увлечения богачей, в том числе, своего отца, выписавшего для сыновей пони из самой Шотландии, за что получил изрядную головомойку от деда.

Поводы для гуляний бывали самые необычные. Путешественник Г.Н. Потанин с супругой в самом начале 1878 года побывал в Бийске на патриотической манифестации по поводу взятия Софии в русско-турецкой войне 1877-1878 гг.. После торжественной части там состоялся танцевальный вечер у окружного доктора. «Вообще здешние танцевальные вечера прелесть; публика непринужденно дурачится, прыгает, кричит, пляшет до упаду, сменяя кадриль русской пляской. Тут еле двигается добродушная туша помощника исправника в полицейском костюме со жгутиками на плечах, прыгает лысенький престарелый чиновник или несется через залу слонообразная масса скотогона Нефеда Гилева. Очень это все беззаветно и без церемоний».

В Петропавловске был свой «фамильный праздник» — гуляния на перроне у вокзала. Точно известно начало таким прогулкам — 11 июля 1894 г.. Местная пресса сохранила для нас описание знаменательного события. «К станции Петропавловск прибыл первый поезд — паровоз с двумя пассажирскими вагонами, в которых следовал товарищ (заместитель) министра путей сообщения с сопровождающими его людьми. Город готовился к торжественному событию с подлинно русским размахом и казахским гостеприимством. На огромном пространстве от окраины города (т.е. от парка до вокзала и от нынешнего старого элеватора до того места, где от магистрали отходит путь на Астану) были установлены юрты.

Они вместили 150 прибывших из столицы чинов, местную чиновную знать и деловых людей. Состоялся официальный банкет с тостами и речами. Их произносили почетные гости – от аульных старшин, волостных управителей, баев и биев, принявших участие в торжестве. Простой люд: жители города и близлежащих селений, казахи, прибывшие из дальних и ближних аулов, — угощались водкой и пивом из бочек, выставленных на перроне, мясом из котлов. Лишь в 11 часов вечера товарищ министра покинул гостеприимный Петропавловск, отбыв в Омск».

Примерно, то же самое происходило и на других станциях Транссиба, куда проследовал поезд. С тех пор у местных жителей и появилась привычка встречать и провожать эту диковинку — поезда. На станции они стояли довольно долго. К их приходу в хорошую погоду прямо на перроне близ вокзального ресторана накрывались столы. Транзитные пассажиры могли пообедать, доставляя бесплатное зрелище местной публике, а рестораторам – прибыль. Удивительный обычай гулять по перронам во время прихода поездов сохранился на небольших станциях до наших дней. Во время войны жены и дети солдат выходили к воинским эшелонам, надеясь хоть на миг увидеть дорогих людей, а если повезет, то и встретить его живым. А в 1960-е годы, помнится, некоторые изобретательные студенты нашего пединститута ходили прогуляться к вокзалу, чтобы, изображая отъезжающих, целоваться с девушками.

Украшением любого праздника были театральные представления, у простонародья — незамысловатые, у «высшего» провинциального общества – интеллектуальные. Например, корреспондент «Сибирского вестника» летом 1895 г. написал: «В последнее время барнаульцам удовольствия как галушки валятся с неба: не успеет убраться один увеселитель, как является второй, третий. Программа развлечений разнообразна: спектакли заезжей труппы, выступление канатоходца, гастроли цирка и концерт местной знаменитости — военного оркестра 4-го Западно-Сибирского линейного батальона». Далеко не во всех сибирских городах были свои театральные труппы. Обычно радовали сибиряков приезжие гастролеры или доморощенные актеры. Известно, что местные барышни вместе с молодыми офицерами и ссыльными в середине 1860-х подготовили благотворительный спектакль по пьесе Н.Гоголя «Ревизор». Деньги за билеты и добровольные взносы пошли на устройство сада. Чаще всего в город приезжали гастролеры. Их иронически называли «артистами погорелого театра» — такое оправдание придумали антрепренеры для своих кочевых коллективов. Мол, только стихийное бедствие заставило посетить ваш провинциальный город, а так-то мы столичные звезды. Такие актеры ставили спектакли «на разрыв души». Их не раз осмеивали юмористы всех времен.

Для театральных представлений в Петропавловске сначала приспособили подвал, пожертвованный одним купцом для женской прогимназии. В нем и играли заезжие гастролеры и подражавшие им школяры. Но настоящая история Петропавловской сцены начинается в зимний сезон 1886 -1887 г.. Тогда даже в Томской газете «Сибирский вестник» появилось сообщение, что в Петропавловске, «городе торговли и купеческом, водворилась целая коллекция драматических артистов — товарищество под главенством А. Г. Горбунова. Так на карте Сибири появляется еще одна точка, интересная для актеров». В 1906 г. на средства горожан рядом с купеческим клубом было построено новое каменное здание городского театра на улице Приютской, которая с тех пор стала называться Театральной. Это здание украшает наш город и ныне, правда, назначение его другое — торговое. Весной 1913 г. в театре появилась своя труппа. Ею руководил бывший антрепренер Н. Сарматов, опытный организатор и талантливый актер, гордость города. Им ставились пьесы А.Чехова, М. Горького, А. Островского, а позже появились спектакли — митинги, «живые картины» и другие модные революционные зрелища. Надо ли говорить, какой популярностью пользовался у горожан единственный театр! Но далеко не каждый обыватель мог позволить себе купить довольно дорогой билет.

Из всех этих информаций выходит, что Петропавловск был идеально культурным городом. А как же тогда разгулы и безобразия? Что греха таить, всякое бывало. Тот же А.П Чехов во время знаменитого путешествия на Сахалин записал в дневнике: «Если не считать плохих трактиров, семейных бань и многочисленных домов терпимости, явных и тайных, до которых такой охотник сибирский человек, то в городах нет никаких развлечений». О театре и клубе многие из «граждан» не имеют и элементарного понятия… Так идут дни за днями, годы за годами. Каждое из развлечений было редким удовольствием, а потому удивительным и праздничным. Ведь основное время было занято тяжким трудом, серой обыденщиной, пустопорожним времяпровождением. Не зря же в нашем спокойном Петропавловске одно время существовали четыре ресторана, несколько трактиров и пивных. Их посещение действительно приводило к пьянству, карточным играм, кутежам. Именно о таком бросавшемся в глаза «досуге» часто писали мемуаристы и советские исследователи.

«Подвыпившие купчики били зеркала в ресторанах, лезли с сапогами в ванну из шампанского, с гиком и свистом на бешенных тройках давили людей на улицах города, а по ночам ездили в соседние деревни, где устраивали оргии и избивали местных крестьян».

И это в «цивилизованном» Омске! Такое поведение хозяев жизни не всегда было очевидно. Чиновник В.В. Струве, назначенный по службе в Сибирь, записал: «Здесь я познакомился с типом сибирского купца тогдашнего времени. В обществе он скромен и сдержан…, «по-сибирски» гостеприимен и радушен, хороший семьянин, но дозволяющий себе за порогом семейным, в кругу своей братии широкий разгул, а на ярмарках полнейшую разнузданность во всех отношениях, будто семья не существует».

Тем не менее, представление о петропавловском купце только как о гуляке и картежнике было бы неверным. Купцы, чрезмерно увлекавшиеся бутылкой и ломберными столами, быстро разорялись и выбывали из сословия. В источниках нередко указывается, что наиболее именитые, богатые гильдейцы вели достаточно скромный образ жизни. Кроме того, старообрядцы, которых было немало среди сибирских горожан, особенно купцов, в семейном и в общественном быту придерживались весьма жестких правил. Да и жизнь к концу XIX – началу ХХ века так стремительно изменилась, что и деловым людям, и простым обывателям приходилось самим как можно быстрее меняться.