Из книги Семенова А.И. «Город Петропавловск за 200 лет, 1752-1952 гг.»

Наша крепость привлекала наличием торговли с казахами, присутствием в ней мастеровых людей и хорошей питьевой водой.

В первые пятьдесят лет своего существования Петропавлов­ская крепость, прежде всего, выделялась своим военным значе­нием, она, как и вся Новая Ишимская линия и как все осталь­ные сибирские укреплённые линии, не представляла из себя грозного вида, который бы устрашал приближающегося неприяте­ля, земляной вал крепости с выдвигающимися кое-где жерлами пушек не придавал ей страшного облика.

Такая крепость была бы совершенно неуместной на западных границах России, где соседями были европейские государства с первоклассной армией и системой крепких каменных укреплений. Но на границе Сибири против диких скопищ джунгар и других кочевников она была серьёзным препятствием.

Вскоре после основания Петропавловской крепости, в 1758 году Джунгария прекратила своё существование. Против этого неспокойного и отсталого государства выступил Китай. Почти всё население Джунгарии было уничтожено китайскими войсками. Последний джунгарский хан Амурсана бежал в Сибирь, где вскоре и умер. Сообщник Амурсаны, тайчжи Шеренг, с более десятью ты­сячами семейств откочевал из Джунгарии на Волгу к калмыкам. Царское правительство отказалось выдать Китаю Амурсану и калмыков Шеренга. Отношения между Россией и Китаем обострились. Китайские войска появились на Иртыше. Китайский император отдал приказ о прекращении торговли с Россией через Кяхту. Царское правительство на случай возможного столкновения с китайцами продолжало вести строительные работы на сибирских линиях и увеличило на них количество войск.

Внутренний вид Петропавловской крепости представлял бледную картину. Похожие друг на друга, как близнецы, одно­этажные домики, срубленные из тонкого берёзового леса, с кры­шами, обложенными дёрном или обитыми дранкой — являлись казармами. Мало отличались от них по виду и офицерские домики. Одна из построек была приспособлена под тюрьму. В центре кре­пости помещалась небольшая площадь, где происходили военные учения и наказания солдат. Тут же стояла деревянная церковь.

Войска Новой линии подчинялись командиру Сибирского корпуса, штаб которого находился в Омске. В Петропавловской же крепости, как главной на Новой линии, жил командующий ли­нией и находился штаб одного из двух полков, стоявших на ли­нии. В крепости, помимо регулярных войск, стояла казачья часть. Весь гарнизон крепости не превышал 300-350 человек.

Петропавловская крепость казалась для войск, находивших­ся на Новой линии, обетованной землёй и из-за постоя в ней шли постоянные споры между штабами полков и команд. Что, собственно, привлекало в эту крепость? Прежде всего — наличие в ней с 1759 г. торговли с казахами, запрещённой по другим укреплениям Новой линии. Потом — более значительная населён­ность её, присутствие в ней мастеровых людей, наличие хорошей питьевой воды и строевого леса.

Командир Сибирского полка, подполковник Маврин обратился к командиру Сибирского корпуса с просьбой перевести его штаб из Лебяжьей крепости «ввиду её тесноты и недостаточности построек» в Петропавловскую крепость. Ему было отказано, но он, однако, не прекратил своих домогательств и снова просил о переводе. Подобная настойчивость перед начальством под­чинённого лица диктовалась самой жизнью. Условия проживания на новой линии были отяготительны. Командиры частей явно выражали недовольство перед высшим командованием и просили об улучшении быта. В делах канцелярии командира Сибирского корпуса сохранилось множество мелких просьб, касающихся посредственных будничных вопросов. Они слишком выразительны для монотонной, убийственно неприглядной линейной жизни. И бытовые условия, и неповоротливость администрации, и сама система военной организации — всё вместе взятое не давало осмысленного выхода из скорбного положения. Войска на линии испытывали много бед и лишений.

Долгое время не могло наладиться в Петропавловской крепос­ти мало-мальски сносное житьё. Ощущался острый недостаток продовольствия. Имевшийся в казённых магазинах запас муки, крупы и овса употреблялся исключительно для снабжения войск. Семьи военных и население крепостных предместий продуктового довольствия не получали. Испытывали нужду в отдельных продук­тах и военные, особенно в первое время существования крепости. Поскольку торговля с казахами в крепости до 1759 г. была запрещена, военные команды в то время отправляли в сибирские деревни служителей для покупки продуктов. Мясная пища была редкостью. Во избежание казённой доставки хлеба из далёкого Тобольска, пробовали силами солдат вести хлебопашество на ли­нии! Но оно оказалось поставленным так нерационально, что со­бираемый хлеб обходился дороже тобольского.

Солдатская жизнь на Новой линии была значительно тяжелее, чем в сибирских городах. Солдаты и выписные казаки выполняли все хозяйственные работы. Возка дров, сенокос, строительство чередовались с военным учением и крепостной службой. На солдат взваливали непосильные работы. Так, Военная коллегия в 1758г. предложила по всей Новой линии на расстоянии 565 вёрст вырезать полосой в две сажени шириной дёрн, чтобы не допустить пожара травы и сена от огня, идущего со степи. Каждый солдат, в среднем, должен был вырезать в течение одного лета, вперемешку с другими неотложными работами, свыше 2700 кв.метров дерна.

Всякое малейшее неповиновение солдата вызывало грозный суд начальников. Рапорты командиров крепости отмечали, что тюрьма переполнена арестованными. Гренадёр Перфильев за лож­ный мелкий донос на офицера в 1757 г. был наказан «гонянием шпицрутен через тысячу человек шесть раз».

Но так как в крепости не было 1000 солдат, нужных для производства наказа­ния, то его гоняли через 125 человек 48 раз. И после этого, в рапорте начальника гарнизона было эпически сказано, что по наказании Перфильев «из-под ареста освобождён». Освобождён не человек, а кровавый кусок мяса! Шесть тысяч ударов за подоб­ный мелкий проступок не назначалось даже в аракчеевских воен­ных поселениях.

Изнурительные, нечеловеческие работы, отупляющая гарни­зонная служба, однообразная пища, частые заболевания «не­известной болезнью» (от которой лечили табаком и нашатырём) -развинчивали солдат. Наблюдались случаи бегства солдат с ли­нии в степь. Там они жили в работниках у казахских феодалов, предпочитая этот труд тяжелой линейной службе.

Линейное офицерство томилось от скуки, от безделья, вы­мещало досаду на солдатах. Шпицрутены были в большом ходу, и солдат били за пустяшную провинность с какой-то изуверской жестокостью. Склоки в офицерской среде, жалобы друг на друга, отсутствие товарищества сопутствовали беспроглядным будням.

Хорунжий донских казаков Линёв сказал поручику Пашкевичу: «ты де поручик, а я прапорщик, твой брат, офицер такой же». Эта фраза посчиталась за оскорбительную. Линёв равнял себя с обер-офицерами, и командующий линий просил командира корпуса разрешить высечь Линёва «плетьми нещадно» перед казачьею ко­мандой «в страх другим». Из данного факта можно видеть, какая пропасть лежала между армейским и казачьим офицерством.

Военные начальники на далёкой степной окраине наряду с гражданской администрацией, промышленными предпринимателями, торговцами и духовными лицами были проводниками грабитель­ской колонизаторской политики царизма.

Обычно, старший офицер, находившийся в Петропавловской крепости, являлся и командующим линией. Типы этих начальствую­щих лиц характерны для степной окраины. Здесь, вдали от столи­цы, от больших городов, разлагалось и старшее офицерство. Оно не столько ратовало на службу, сколько старалось извлечь личную пользу из своего пребывания на линии. Этим пороком бала заражена значительная часть офицерства. Высшее началь­ство не придавало значения жалобам на офицеров со стороны казахов и русских купцов. Делался вид, что жалобам не верят, что они не существенны и оставляли их без расследования. В тех случаях, когда они доходили до Петербурга, сибирское командование старалось оправдать своих подчинённых, брало их под защиту.

Линейные начальники менялись довольно часто. В Петропав­ловской крепости за первые 20 лет её существования их смени­лось 11 человек. Все они – люди, случайно заброшенные в степь по долгу службы. Но свой долг не все они несли добросовестно.

Начальствующий в Петропавловской крепости полковник Лесток (1760 г.) занялся торговлей, сделав её чуть ли не своей монополией. Под разными предлогами он запрещал вести торговлю с казахами российским купцам, не давал им переводчиков. Лесток выменивал у казахов за бесценок лошадей и перепродавал их через подставных лиц для нужд линейных войск.

Печальную славу оставил о себе командующий Новой линией, прибалтийский немец, генерал-майор Девиц, прослуживший в Петро­павловской крепости около 5 лет (1766-1770гг) и успевший сделать много злоупотреблений, о чём было известно и в столице.

Девиц требовал от казахских феодалов подарков, обижал ка­захов-бедняков, отнимал у них лошадей, избивал тех казахов, которые давали взятки не ему лично, а его подчинённым. За один год Девиц подверг избиению плетьми 39 казахов и отнял от них 190 лошадей, кроме тех, которые были «добровольно по­дарены». Своими грабительскими действиями Девиц создал неблагоприятные отношения с казахами, кочевавшими под Петропавловской крепостью. Это было очевидным даже для крупных царских адми­нистраторов. Оренбургский губернатор Рейнсдорп считал, что казахи Среднего Жуза были Девицем «приведены в разврат разны­ми неприятными с ними его обращениями». Но высшая бюрократия защищала Девица. Коллегия иностранных дел находила жалобы ка­захов на Девица не сходными «с его состоянием и знатностью чина».

Беспросветная линейная скука создавала среди офицерства романтических героев типа гусара из «Станционного смотрителя» (А.С.Пушкина). На одного из них жаловался командиру Сибирского корпуса священник Лебяжьей крепости Земляницын:

«Находившийся в Лебяжьей крепости с командою Сибирского драгунского полка поручик Биницкой, минувшего июля на 30 число (1778г.) выехал из означенной крепости с командою своею до Покровской крепости. А 29 числа он, Биницкой, подговоря дочь мою родную, девицу Анну, увёз воровски. И как я разведав между прочим, что помянутой поручик Биницкой доподлинно оную дочь мою Анну увёз и отправил с двумя его команды драгунами Петровым и Чернавиным, то я, наняв лошадей, ехал за ними в погоню и догнал оную дочь мою в Покровской крепости, которая была под присмотром реченных драгун Петрова и Чернавина. Но как я был одинокий, а он, поручик, имея при себе команду, во уважение том, чтоб не последовало дальней ссоры, оную дочь мою взять было от нево не можно. А только засвидетельствовано мною в оной Покров­ской крепости поручику Фишеру. Во время ж утечки оной дочери моей, снесено из дому моего денег 5 рублёв серебрёных…» Земляницын просил вернуть ему деньги и дочь. Командир корпуса Огарёв навёл справки о Земляницыне, он оказался нетрезвого поведения это послужило поводом для оставления поповны у Биницкого.

Кроме регулярных войск, в Петропавловской крепости находились нерегулярные части. В их состав входили разные виды войск. Основную нерегулярную группу составляли городовые казаки. Они были призваны на линию из сибирских городов. Их служба протека­ла в тяжелых условиях. Вот какую характеристику их положения дал командир Сибирского корпуса: «…оные казаки, яко, издали их от линей городов, ныне находятся на линиях во отлучении от домов своих весьма в дальном расстоянии, так что иные вёрст по тысячи и более от тех крепостей, в коих они находятся бессменно лет по пяти, по 6, а иные по 10 и более. И от того их долговремен­ного на линиях бытия и по такому дальнему от домов своих отлу­чению, платьем и обувью весьма обносились, а у многих и лошади попадали, коих за такою скудостию, безодёжностию не токмо в разъезды, но и в пешие караулы употреблять невозможно. Оставшие ж в домах жёны и дети за их отлучкой остаются без всякого призрения и приходят во всесовершенное разорение и нищету, и когда из оных казаков кому случится выйти из службы в отставку, то принуждены будут с жёнами своими и детьми остаться без вся­кого пропитания и ходить по миру».

На Новой линии находились тюменские, туринские городовые казаки и верхотурские служилые казаки. Они отпускались домой только в том случае, если начальство считало, что на линии нет военной опасности. Городовые казаки, помимо военной службы, во­зили почту и занимались казённым хлебопашеством. Они же стояли целовальниками при казённой торговле.

Линейная служба городовых казаков со временем была, замене­на службой крепостных казаков. Крепостное казачество — это продукт линейной колонизации, в состав крепостного казачества (т.е. поселённого при укреплениях) вошли разные люди. Это были частью городовые и выписные казаки, постоянно осевшие на линии, вместе с семьями. Это были и отслужившие службу солдаты, и слу­чайно заброшенные люди. Крепостные казаки появились с конца 50-ых годов ХVIII века. Их число было ничтожно. Чтобы увеличить их число, в 1770 г. в них записали 138 запорожцев. Зачислялись также пленные поляки и мелкие преступники. Крепостное казачество позднее, в 1808 г., переименовали в Сибирское линейное казачье войско.

Была и ещё одна нерегулярная группа — так называемые выпис­ные казаки — крестьяне сибирских деревень, временно вызванные на линию. От городовых казаков они отличались тем, что их, как менее знающих военную службу, назначали, главным образом, на всякие хозяйственные работы. В случае же недостатка военных людей их заставляли нести военную службу. Предварительное военное обучение они проходили «без отлучки от домов». На Новую линию выписные казаки назначались из ялуторовских, ишимских, тю­менских и краснослободских крестьян. Крестьяне прилинейных дистриктов (уездов), зачисленные в выписные казаки, жили в на­пряжённой обстановке. Они без ведома старост и десятских не могли отлучаться от домов, а в случае незаконной отлучки, по отысканию, наказывались кнутом. Крестьян обязывали быть готовыми в 24 часа к выступлению на добрых лошадях со своим ружьём, порохом и свинцом. В 1752 г. на строительство Новой линии послали 500 выписных казаков. Они получали на работах только солдатскую порцию провианта. Их сменили через 2 года и они ушли домой вовсе разорёнными.

В 1758 г. в связи с временным обострением русско-китайских отношений, Военная коллегия распорядилась отправить на Сибирские линии две тысячи донских и яицких казаков, один драгунский полк и народные команды башкир и мещеряков по 500 человек каждую. Часть этих войск расположилась на Новой линии. Донские и яицкие казаки сменялись на линиях каждые два года. Башкирская и мещерякская команды сменялись через год.

Башкирам не доверяли. «На них не можно полностью надежду иметь в рассуждении прежде бывших башкирских замешательств и колеблемости, а паче и по однозаконству с киргизцами». Гар­низонные начальники пренебрежительно относились к башкирам, за­ставляли их делать всякие чёрные работы.

Частые смены войск на линиях, перетасовка их по разным местам нарушали текущее ведение канцелярской документации. Офицер, заступавший на место своего предшественника, долго не мог разобраться в старых делах и определить, что подлежит к исполнению. В целях сохранения деловой преемственности между сменяющимися гарнизонами, в штабных крепостях Сибирских линий (на Новой линии — в Петропавловской и Пресногорьковской) в 1765 г. учредили должности комендантов. Коменданту крепости на Новой линии полагайся майорский чин. Ему придавалось два писаря. Он не числился в составе линейных войск.